Алименко Андрей Калинович (1913-1993)

Материал предоставила: Корниенко Виктория Андреевна, мастер п/о


Мой дедушка  Алименко Андрей Калинович родился 14 февраля 1913 года в деревне Ильмовка Черниговской области. На Великую Отечественную войну был призван 12 июля 1941 г. из поселка Добрянка.

Награжден: Медаль «За отвагу»

Звание: гвардии рядовой

Воспоминания и размышления…  Посвящается периоду моей жизни     военного времени… (стилистика и орфография сохранены авторские)

В 1939 году забрали меня на Польскую войну. Наш полк участвовал в боевых действиях в Финляндии и Бессарабии. И так я прослужил один год и 3 месяца. Демобилизовали в конце 1940 года с Польши.

И через небольшой период в 1941 году началась Великая Отечественная война. В 1941 году 12 июля в Добрянке забрали всех мужчин, кроме предназначенных в партизанских отряд. В этот день праздник большой был-Петро. Кто пешком, кто верхом, кто на повозке двинулись на Щорс, Корюковку, Холмы и Новгород–Северский и дальше по России до города Абань. И нас сформировали в Черниговскую дивизию, отправили на Крым. Оборона была нашей дивизии по над Сивашами от Перекопа до Азовского моря. Когда Перекоп прозевали, то там стояла другая дивизия в обороне. То нам был приказ заходить в тыл, отступать с боями в сторону Феодосии через горы. Я был командиром орудия, был всегда в авангарде, на задержке. Противник отступал все время под огнем. За Феодосией в больших камышах побило упряжку, пушку затянули машиной на огневую. И нас взяли в плен после того, как разбили наши орудия.  Я был ранен в ногу легко. Здесь мы 3 дня оборонялись, разбили две машины с фашистами. Здесь же была ранее заготовлена линия обороны. Взяли нас в плен отсюда. Повели нас пешком в лагерь пленных в Феодосию, это было далеко километров 25. По дороге шальной снаряд разорвался возле строя и убил моего наводчика  Ивана Чихана. Потом перегнали нас в Данкойский лагерь пленных, где очень много умерло пленных от голода. И вот нас кто уцелел, всех с Черниговской области отпустили домой. Построили и погнали к штабу, выдали там пропуска и под конвоем нас повели до Перекопа. В Армянском выдали на руки пропуск и через Перекоп направили на материк на Чейлинку по большаку. И сказали нам никуда с большака не отдаляться, иначе вас побьют. Мы в этом были уже убеждены. Когда вели нас на Перекоп то строй мотоциклов немецких на полном ходу врезался в наш строй военнопленных из 12 человек и 4 человека на смерть и 8 человек ранили и начали смеяться. Приказали конвою отводить остальных, а этих всех 12 человек на обочину и подостреливали. Вот так они с нашими солдатами считались. Так начался наш путь с Крыма, а шли все время пешком на Херсон, Пятихатки, Кременчуг, Бахмач и на Хоробичи. На Десне еле не утопились обходя мост, который охраняли мадьяры и не пропускали ни одного пленного, с пулемета расстреливали всех. И вот км 5 мы обходили мост и нас провожал один старик. Он сказал, что здесь можно переправляться, но нужно ползком, потому что лед еще тонкий. И вот когда выползли на середину, то лед стал под нами трещать, а подо льдом черная вода, видать глубоко было, это было страшней всего. В 1942 году я пришел домой и сразу меня арестовал карательный отряд по указке полиции. После пыток все же отпустили, т.к. не было доказательств против меня. И так за 1942-1943 арестовывали меня 3 раза, по счастливой случайности остался живой. При каждом аресте полиция брала, что им нравилось, все забрали, остались только стены одни в хате, а жить как то нужно было. Нас двое и детишек двое. Но тут пришли на помощь мать моя и зять Семен Герасимович, друг Семен Глебович и Катя с Гомеля. Это те люди, кто помог мне выжить с детьми. Если бы не эти люди, я бы с семьей погиб с голоду. Дядька с Глебового Хутора помог добыть корову взамен на теленка. Это те люди на попечении которых я выжил со своей семьей и остался в не оплаченном долгу перед ними. В 1943 году в сентябре было спалено немцами все наше узбожже  до чиста. Спалили и мамино с сестрами все, и зятя Семена все было спалено. Это был ужас. Спасли мы только лошадей и скот, 3 коровы и курей Семена. Скот был на Островах у схованцы, когда приехали, то негде было приютить худобу, привязали под грушей у зятя коней и скот, и приютились сами. Начали раскладывать огонь и варить вечеру.  Нам с зятем Семеном нужно было идти на фронт через два дня. Мы не знали, как оставить женщин. Жена с детьми ушла к своему отцу, его дом был не спален. Остались мать, две сестры и жена Семена. Я сказал Семену завтра утром поедем в Хоритонов Гай повалим деревья на ощеп, для того чтобы сделать землянку, другого ничего мы не успеем сделать до восхода солнца. Мы на завтра привезли на ощеп землянки, размеряли и женщины стали копать котловки. Мы с Семеном переживали, что нечем обставить землянку и не из чего стол сделать. Пришел мой тесть Захар и подсказал что возле бургомистра лежит материал, он навозил. Мы поехали и взяли этот материал. Вот и успели сделать им землянку. А мой кресный сложил им печь… Нас забрали на 4 день 1943 года в сентябре 23 числа на фронт. С полевого военкомата, который стоял во Владимировке. Кто был на оккупированной территории всех опредилили в штрафную роту но на разные сроки. И так как я был помощник командира взвода, мне дали взвод. Одних Ильмовцев было 10 человек. А со своими воевать очень плохо, потому что все друг другу почти родичи, панибратство. А панибратство на равнее с предательством считается. На фронт нас привели за Сож. Возле Терешкович переправились без оружия на самую передовую. Но бой не состоялся и нас повернули назад. Расположились возле Терешкович ночевать, а есть было нечего. Лежала лошадь без ноги, мы ее добили, нарезали мяса и начали варить. В это время Сергей Гулак никому ничего не говоря пошел в огороды и накопал картошки целый котелок, а его там и поймали особый отдел. Приходят два конвоира к нашему расположению и спрашивают «Ваш солдат?» я отвечаю «Да мой». Мне сказали «Пойдем с нами». Когда останавливались ночевать, командир роты предупредил никуда не уходить и ни чего не брать у населения, так как это считается как мародерство и карается расстрелом. Привели меня в землянку, там сидели 3 офицера, они стали спрашивать «Ты посылал солдата копать картошку?» Я говорю «Нет, не посылал, даже не знаю когда он ушел». А мне говорят: «Какой же ты командир, если не знаешь, куда идет твой боец». Я отвечаю, что темно в лесу и я не увидел когда и куда он ушел». «За это расстрел дают, знаешь об этом?» Майор, что был с ним говорит «Что с ним разговаривать, именем Советской Власти расстрелять!». И вот на мое доказательство, что я не причастен к этой затее, меня и слушать не хотят. Вошел конвой с винтовками, а я все думаю  все же не может быть чтобы вы меня расстреляли в самый разгар войны. Но майор дает команду «за допущенное мародерство по вине командира, РАСТРЕЛЯТЬ!!!». Старший лейтенант подает команду конвою «Вывести на расстрел в лес». Я потом отчаянно крикнул, что меня немцы трижды брали на расстрел и не расстреляли, то расстреливаете вы меня ни за что, я не виновен. Но майор скомандовал конвою «Выводите! Но смотрите, чтобы не ушел!». В это время мозг у меня не работал уже. Было уже темно, подводят к лесу, и как будто проснулся, мелькнула мысль  «Нужно удирать!» и в пяти шагах от леса я как рванул со всех сил в сторону…и в лес! Лес густой был и я услышал сзади два выстрела. И потом подальше по блеску огоньков я пришел к своим солдатам. А Степан уже наварил конину и зовет кушать. Я ответил, что очень голова болит, ничего не хочу, сами кушайте, лег под сосну и заснул. На завтра, когда построили роту, я перед строем вызвал Гулака и объявил, что если еще кто-нибудь сделает такой проступок, то я расстреляю своей собственной рукой, несмотря на то, что взвод 10 человек мои односельчане, знайте, никому прощения не будет. Из строя спросили:

«Какой проступок?». Я сказал Гулаку, расскажи всем, что ты сделал вчера. Он говорит: «Я только котелок картошки накопал». Я тогда пояснил, что мать и 4 детишек в землянке сидят и есть им нечего, а ты последнее отнимаешь. А меня чуть не расстреляли за соучастие в мародерстве.

В Рудне мы получили хоть и не с полна, но кое какое обмундирование и оружие, винтовки, гранаты и два ручных пулемета.  Взвод в лесу пристрелили оружие. После этого нас повели над Сожем к устью Днепра. Здесь мы переправились по пантонному мосту и пошли по большаку, уже темнелось. Мимо по дороге на вербах были  повешены немцы. На них были надписи «Это те, кто палил Лоев». На лево свернули в лес, км 3 от Лоева. Подали команду — привал, огней не разводить, курить осторожно, близко передавая. Ночью подали команду командиру роты и командиру взвода идти в штаб полка за получением боевой задачи. Получили приказ на завтра в пол пятого занять исходную позицию на опушке леса. Командир полка показал на карте немецкую передовую, она проходила в километре от леса. Две роты должны взять Борки, село через которое проходила линия фронта. После сигнала 1 роте прорвать оборону врага и выйти под шоссейную дорогу, которая шла в пол километра от села Липняки. Сделать под насыпом рубеж накопление и под прикрытием артиллерии брать Липняки. После осуществления этой боевой задачи, в 5. 30 утра 2 роте брать село Борки, в которой проходит передовая. Необходимо ждать залпа Катюш, и после этого брать село. Но получилось все иначе. 2 рота пошла в наступление в 5.20, не дождавшись залпа катюш. Взяли село Борки и выбили противника на край села. А в 5.30 подоспели катюши и дали два залпа. В селе перемешалось живое и мертвое и от роты в живых осталось только пять человек. А рота была 300 человек. Наш командир роты тоже погиб. Пошли на прорыв обороны противника. Выскочили мы с леса и через сенокос на бугор поля, а он с пулемета, который был в 100 метрах от нас как рубанул, двух убил и несколько ранил. Я приказал «ложись», я оценил обстановку, решил уничтожить пулемет, иначе не прорвем оборону. Не было надежного человека, кому бы можно было это поручить. Пришлось ползти самому. Приказал своим пулеметчикам прикрывать меня по очереди, а сам выбрал самую глубокую разору и пополз по-пластунски. Приказал односельчанину Завалею Павлу по моей команде, когда я подниму руку, сразу поднять взвод и врываться в траншею, которая была от наших в 50 метрах. Павел передал, что пулеметчики отказались стрелять. Но я уже полз, и был у меня котелок круглый на ремне и он мне мешал ползти. Я ремень повернул и  его на спину сдвинул. Слышу один раз и следом второй по котелку ударило. Я посмотрел, а котелок пробит, я его отстегнул и откинул в сторону. В конце разоры был небольшой лаз, который дал мне возможность подползти к пулемету на 30 шагов. Затем я просунул ствол карабина и давай из пулемета строчить, планка прицельно в верх как цыркнула. Тогда я поднял руку, а сам на  бегу, выхватил гранату, зубами выкинул чеку и в окоп бросил. Их взрывом выбросило с окопа. Павел подал команду и мы ворвались в траншею к  немцам. И вот тут то и появились все, которые отказались стрелять с пулеметов. Это Трубенев Александр, Бодяко Иван, Григоренко Александр и другие. Вскакиваю я в траншею, смотрю большой немец подминает под себя нашего солдата. Я крикнул своим, двое подскочили, прикладами убили немца. Сам внимательно смотрю на поле боя, подаю нужные команды. И так мы быстро сбивая немцев добежали до рубежа и стали окапываться под насыпом на ходу. В лозняке стояла немецкая пушка 57 п/т и ящик снарядов. Я позвал бойца, развернул эту пушку на Липняки, оттуда строчил пулемет, стоявший на сарае. Ударили туда, сарай загорелся. Но больше выстрелить не удалось, не смогли открыть затвора немецкой пушки. Побежал к насыпу и стал откатываться, но сзади за насыпом услышал команду «вперед». Я оглянулся, это командир роты отдал команду. Я крикнул арт огня. А он нет и ко мне с наганом «пристрелю». Я понял, что это враг солдатам, но делать было нечего. Поднял людей и через насып. Тут налетели 3 самолета и стали нас бомбить. А впереди был очень густой орешник и большие сухие дубы. Мы кинулись в этот орешник, который был под самыми усадьбами Липняков. Смена места пулеметов автоматов, секут орешник. А сзади по той же тропе насилу зашли 5 танков, и наша артиллерия открыла по танкам огонь, но каждый перелет по нас. Я слышу лязг гусеницы, разворачивается в 30 метрах от меня, я в воронку упал. Он выстрелил, когда я падал и ранил меня в ногу и в руку. И вот сволочь ком роты завел роту в такое место, что из 300 человек осталось  только 45 и самого в голову ранили. Если бы мы были под насыпом мы остались бы целы, могли бы бороться с танками. Так вот два врага ком роты 2 и 1 уничтожили 600 человек без всякой пользы, как фашисты. К вечеру я добрался до леса. А там и не знаю как меня доставили санбат, ночью я пришел в себя, услышал голос Степана Денисовича и тут мы с ним соединились, он в руку ранен тяжело. На рассвете нас направили в госпиталь в Добрянку. Там нас не приняли и направили в Глубоцкое, но начало темнеть и нам сказали приезжайте завтра. Но завтра нас перевязали и сделали разбивку кого в госпиталь, кого на операцию, кого в выздоравливать. Здесь со Степаном нас разлучили. Он направлен был в госпиталь в тыл, а меня направили на операцию и в выздоравливающий батальон. На ночь в Глубоцком нас оставили с санчастью 307 зенит-артилерийского полка.  Там тоже много раненых, за время лечения мы хорошо познакомились. А особенно подружился с Викорчуком Леонидом Васильевичем, душевный человек, сапожник, он меня и завербовал в свою часть. Операцию делали мне на первомайские, после направили в Ваганичи долечиваться. Но у Владимировки, когда нас вели меня встретила жинка и вручила мне письмо капитана Водопьянова. Санчасть уже переехала из Глубоцкого в Добрянку. Он мне пишет адрес свой, приезжай хоть и без документов, я тебя припишу в часть, он был начальник О.В.С.  Я и решил согласиться. Попросился у провожатого домой, он на 5 часов отпустил. А я из дома и на Добрянку, попал в комендатуру, меня привели по указанному мной адресу. К счастью был и капитан, он меня забрал, как своего солдата, зачислил на довольствие и сказал ходить на перевязку с его ранеными. И вот я с Викорчуком ходил на перевязку в санчасть 307АП710. Раны у меня зажили быстро и вскоре меня забрали на передовую. Взяли Речицу и железнодорожный мост через Днепр. Не дали немцам его взорвать. За это присвоили дивизии Речицкая Гвардия звание. Меня наградили медалью за отвагу. Я был вторым наводчиком во время наступления. Во время обороны еще я шил и ремонтировал солдатам сапоги, за что меня очень уважали. После Речицы мы наступали на Калинковичи, Василевичи, затем на Пинск. У поселка Руденска нас поставили охранять эту станцию. На станцию шло много военных грузов. Это было время формирования,  до 22 июня 1944 года мы охраняли станцию от бомбежки. А 23 июня 1944 года через Пинские болота пошли в наступление, прорвали оборону. Нас послали на соединение с десантом в район Осиповичи. Прошли мы 152 км в тылу противника и на второй день соединились с десантом, и вместе охраняли большие запасы оставленные врагом в Василевичах до подхода наших войск. Здесь были его фронтовые склады. На станции было несколько эшелонов с продуктами, свинина висела тушами, яловичина у вагонах-ледниках. Срочно было построено 15 складов из шалевки 50 на 30. И чего там только не было, разве только птичьего молока. Дальше наступали на Барановичи вдоль Бреста. Под Брестом наткнулись на засаду из двух замаскированных танков. И он как дал по нас прямой наводкой, но на ходу в нас не попал, мы свернули и заняли оборону. В Барановичах был спален кожевенный завод, практически все постройки, но чаны в земле были, в них дубились кожи целые. Вот там я и узапасил себе материалу на сапоги, а еще нашли две бочки спирта, это было новшество.

И дальше мы пошли на Слоним,  Пружаны и Беловежскую пущу. Ограда заповедника была разбита. Мы заходили в помещение, куда царь заезжал на второй этаж лошадьми. В музее было богатое убранство и  много было монет разных и всего прочего.  Дальше наступали через село Поповку, Седлец и Гайновку, которые на берегу Вислы. В Гайновке стояли в карауле и на рассвете обнаружили группу диверсантов. В том числе, которого я заметил в копне ячменя и дал очередь с автомата по копне, и он выскочил поднял руки в верх, я сразу обезоружил его. При форсировании Вислы мы прикрывали переправу через нее, а в декабре переправились и сами на Монгушевский плацдарм для прикрытия имущества (оружия, техники и др.), которое шло на плацдарм. А шло его большое множество, т.к. готовились к наступлению. 14 января 1945 года пошли в наступление, прорвали оборону. В общем на Лодзь, Познань и на Межирицкие укрепления на Одер. Минувши Познань командир полка остановил колону и зачитал секретный приказ Сталина «ОТОМСТИ ВРАГУ ЧЕМ МОЖЕШЬ СОЛДАТ!!!». До Одера было 150 км, это была польско-немецкая граница. Эти 150 км невообразимо орудовали солдаты. Отдали приказ наказывать по всей строгости, за мародерство и насилие — расстрел. Не доезжая Одера км 15 попал снаряд в нашу машину и убило 2 наводчика. Мы сняли его с машины и думали его похоронить. Но в это время подъехал командир полка, и только сказал быстрее ребята, а тут откуда взялся генерал и как огреет полковника палкой, крикнул «на Одери сотнями гибнут» и полковник дал команду по машинам и мы уехали и оставили трупы на дороге. Подъехали к Одеру, сходу оттащили пушки и вступили в бой. За 3 часа боя сбили 18 самолетов. Остальные поднялись на большую высоту и стало уже темно. Жесткие бои шли за Одеровский плацдарм. Немец прижал нас к самой реке, но вскоре пришло подкрепление и мы опять заняли плацдарм. Стала плохая видимость, пошел дождь с туманом, и это нам способствовало укрепить плацдарм. Прорвали его с 3 на 4 февраля, ночью переправились на Польшу без машин, мост был разбит. Перетягивали пушку на ту сторону под берегом и провалилась пушка, едва нас плитой не подмяла под себя. Тонувшая пушка дала крен на одну сторону и меня плитой пушки выбросило на верх. В это время, один из расчета солдат схватил за руку меня и вытащил из воды. Так  остался я жив. А пушку привязали за дерево, и с помощью танка вытащили через дамбу. Было необходимо строить мост через Одер от Франкфурта до Кострино. И вот с 4 февраля по 16 апреля 1945 года мы находились на Одере.  Строили мосты. А 16 апреля 1945 пошли в наступление на станцию Зеелов. Оборона шла на Зееловских высотах. Высота 50 метров, почти отрубленные, прорвать было трудно. Лишь на 3 сутки прорвали оборону, станцию взяла пехота, но из-за неразберихи почти вся рота, которая брала станцию, погибла. От своих самолетов до Берлина было 65 км, но это были адские километры. Каждый метр брался с боем и все же 27 апреля мы были уже на окраинах Берлина. В городе бились за каждую улицу, дом, комнату.

Пробивались через Лендсвер, к Рейхстагу. На пути была разбита с воздуха колбасная фабрика. Через овраг видно было, как колбасы висят. Но брать нельзя было, стоило смерти. 1 мая мы уже были возле Рейхстага, буквально в 300 метрах. 9 мая 1945 года САЛЮТОВАЛИ ПОБЕДУ!!!!

  • В каждой семье есть истории воевавших родственников, из воспоминаний которых и складывается общая картина освобождения нашей Родины. Вписать рассказы о судьбах людей, каждым своим шагом приближавших победу нашего народа, в летопись Великой Отечественной войны – долг каждого человека, неравнодушного к своей стране. Сегодня у вас появилась возможность опубликовать здесь истории о войне близких вам людей, сохранив их имена для истории Беларуси. Рассказы можно иллюстрировать фотографиями, документами о наградах и т.д. Лучшие истории войдут в регулярные выпуски проекта «Защитникам Отечества посвящается» и станут узнаваемыми деталями всем известных сражений. Сохраним память о Великой Отечественной войне вместе!

  • Гомельский государственный атомеханический колледж

    Наш адрес: г.Гомель, пр. Космонавтов, д.19
    Почтовый индекс: 246018
    Телефоны: 56-26-88, 56-15-88
    Факс: (0232) 56-26-88
    E-mail: ggak@mail.gomel.by